«Mourir en laissant une œuvre, ce n’est plus mourir autant».
«Умереть, оставив произведение, – это не совсем умереть».
Так говорил выдающийся французский романист двадцатого века, умерший в конце лета 1958 года в замке Тертр, что расположен в коммуне Беллем на северо-западе Франции. С середины двадцатых годов будущий нобелевский лауреат, тогда ещё автор только двух произведений – «Становление» и «Жан Баруа», – поселился в этом старинном имении семнадцатого века, где написал цикл прекрасных романов «Семья Тибо», за что получил место на золотой полке классиков мировой литературы и обессмертил своё славное имя.
«Это было одно из тех редких произведений, которые встречают тёплый приём у среднего читателя и вызывают уважение читателя с утончённым вкусом», – писал о «Семье Тибо» Андре Моруа, близкий друг Роже Мартен дю Гара.
Мартен дю Гар родился 23 марта 1881 года в католической семье выходцев из буржуазной среды коммуны Нейи-сюр-Сен. Его отец, как и дедушка, был адвокатом, мать – дочерью биржевого маклера. Сначала юноша получил религиозное воспитание, хотя уже с пятнадцати лет стал атеистом. Далее он поступил учиться в лицей Кондорсе, затем в Жансон-де-Сайи и, наконец, после провала в Сорбонне, – в Эколь де Шарт, на историка-архивиста, где уже тогда пробовал писать короткие повести и рассказы.
В Париже в конце девятнадцатого века группа молодых писателей, во главе которой стоял Андре Жид (группу справедливо называли «банда Жида»), объединилась вокруг журнала «Нувель ревю франсез» (La Nouvelle Revue française). Мартен дю Гар попал в этот литературный круг, можно сказать, случайно. Дело в том, что его товарищем по лицею Кондорсе был Гастон Галлимар, тот самый, кто в 1911 году основал издательский дом Éditions Gallimard. Мартен дю Гар к тому моменту как раз заканчивал работать над романом «Жан Баруа», и Гастон попросил друга дать ему рукопись на прочтение. Существенную роль в романе, используя технику совмещения вымышленных диалогов с документальными фактами, он сконцентрировал вокруг дела Дрейфуса и последствий этого громкого расследования. Роман увидел свет в 1913 году в знаменитой белой обложке nrf и сразу получил широкий отклик в сердцах французских читателей, взволновал души и умы своего поколения ничуть не меньше, чем «Жан-Кристоф» Ромена Роллана.
А ведь ещё за десять лет до написания «Жана Баруа» дю Гар в буквальном смысле увидел своё будущее и себя в нём. Это откровение произошло с ним в семнадцать лет после прочтения грандиозного романа Толстого «Война и мир». Главный шедевр величайшего русского классика произвёл на юношу столь неизгладимое впечатление, что в своих дневниках в течение жизни он периодически обращался к учителю, повторяя: «Толстой решительно подтолкнул меня к работе над большим романом». Неустанно следуя за русским графом, Мартен дю Гар научился беспощадно раскрывать глубокие социальные основы своих героев. Позже этот творческий метод выразился в многоликой системе характеров «Семьи Тибо». Как справедливо писал Камю, «Роже Мартен дю Гар, начав писать на заре века, стал единственным литератором своего поколения, кого можно причислить к последователям Толстого».
С 1906 года писатель жил в счастливом браке с Элен Фуко (Hélène Foucault), дочерью французского юриста. По возвращении из Северной Африки они поселились в Париже на rue du Printemps 1, где 22 июля 1907 года у них родилась дочь Кристиан (Christiane). Во время первой мировой войны он служил унтер-офицером на Западном фронте, отвечая за транспортировку войск и техники, а по возвращении в город в качестве драматурга устроился в Парижский театр и начал вести дневник, который непрерывно заполнял до 1949 года, до смерти своей супруги. Тогда в один год писатель потерял и любимую Элен, и Жака Копо, своего самого близкого друга юности.
Работая добросовестно, подолгу накапливая груды материала для каждого небольшого эпизода, Мартен дю Гар неоднократно порывался сжечь и даже сжигал свои рукописи, казавшиеся ему слабыми и бесталанными. Но с 1920 года он принялся за эпохальный труд «Семья Тибо», восемь томов которого «остались целыми» и принесли ему всемирную славу.
В романе «Серая тетрадь» происходит знакомство с семьёй Тибо: отцом, матерью и сыновьями. В «Исправительной колонии» рассказывается о пребывании Жака в колонии как наказании за дружбу с протестантами и его бегство из дома. Роман «Пора расцвета» повествует о первой любви Жака. «День врача» посвящён работе Антуана, который стал специалистом и гордился выбранной профессией.
После коротких романов «Сестрёнка» и «Смерть отца» эпопея наполняется социальными и политическими проблемами своего поколения. «Лето 1914» документально повествует о подготовке к империалистической войне и борьбе против неё, а в «Эпилоге» трагически завершаются судьбы главных героев. Раскидывая пацифистские открытки над немецкими окопами, гибнет Жак; отравленный газами, умирает Антуан.
И вот за эту сагу реалистичных романов Мартен дю Гар в 1937 году получил Нобелевскую премию. Самую почётную литературную награду писателю присудили «за художественную силу и правду в изображении человека, а также наиболее существенных сторон современной жизни». Шведская академия в поздравительной речи отметила, что автор «утверждает идеализм человеческого духа». На что писатель в выступлении заявил, что поздравляет «независимую личность, которая избегает соблазна фанатичных идеологий и сосредоточена на самопознании».
Есть интересный факт, ярче других характеризующий отношение писателя к своей популярности и газетной шумихе вокруг его имени. О том, что Мартен дю Гар станет обладателем Нобелевской премии, он узнал по телефону от Андре Жида. Как вы думаете, что он сделал после того, как повесил телефонную трубку? Удивитесь! В тот же вечер упаковал чемоданы, сел в автобус и уехал жить в соседнюю деревню, дабы избежать журналистов, фотографов и всяческих расспросов от назойливых репортёров!
Скорее всего, такое отношение писателя к публичной деятельности связано с его происхождением, католической буржуазной средой землевладельцев, у которых частная жизнь – табу, закрыта для «посторонних». На протяжении долгого творческого пути Мартен дю Гар ни разу не стремился быть на виду, не ждал рукоплесканий, не устраивал пресс-конференций и очередей за подписанием своих книг. Он не проводил бессонные ночи в переживаниях по поводу публикаций и новых интервью, и лишь по этим причинам потомки и поклонники имеют сегодня так мало его фотографий. Гений осознанно избегал встреч с людьми.
Альбер Камю подтверждает мои предположения: «Мартен дю Гар – редкий пример нашего крупного писателя, чей номер телефона никто не знает. Слава и Нобелевская премия ещё сильнее сгустили вокруг него, если позволительно так выразиться, благодетельную тьму. В его простоте и загадочности есть что-то от индусского бога, о котором говорят: чем чаще произносишь его имя, тем быстрее он отдаляется».
К радости биографов, сохранилась фотография с музыкального фестиваля в Ницце – мероприятия, которое состоялось в январе 1936 года, куда съехались художники, поэты и композиторы. Снимок запечатлел Мартен дю Гара с его супругой Элен, семейную чету писателя Жюль Ромэна и рядом сидящего Стефана Цвейга. Цвейг приехал на фестиваль в сопровождении Фридерики и молодой девушки Шарлотты, с недавних пор ставшей его секретарём.
В своих мемуарах Фридерика мимолётно упоминает о фестивале: «В наш писательский кружок в Ницце входили Рене Шикеле, Шолом Аш, Йозеф Рот, Герман Кестен и их жёны. Поблизости мы навещали Уэллса и Андре Моруа. Стравинский и Тосканини давали в Ницце и её окрестностях концерты. Стефан наслаждался беседами с маэстро Артуро».
Любопытно, что Мартен дю Гар в дни мероприятия вёл дневник и оставил в нём описание встречи с Цвейгом: «Познакомились со Стефаном Цвейгом, который находится в Ницце. Видели его вместе с Жюль Роменом. После поднялись к нему в отель, чувствуется, что в его душе происходят сильные перемены. Он давно живёт как кочевник, а его голос становится хриплым и тихим, как только он начинает говорить о Германии и Гитлере. Ведь это была его родина, а теперь он изгнан из неё. 26 января 1936 года».
«Хриплый голос» писателя Цвейга доносится и из его воспоминаний: «Я намеревался провести, работая, январь и февраль во Франции. Я любил эту духовно прекрасную страну как вторую родину и не чувствовал себя там иностранцем. Валери, Ромен Роллан, Жюль Ромен, Андре Жид, Роже Мартен дю Гар, Дюамель, Вильдрак, Жан Ришар Блок – ведущие литераторы – были моими друзьями. У моих книг здесь было едва ли не больше читателей, чем в Германии, никто не считал меня иностранным писателем».
Спустя десятилетия, Жюль Ромэн, посвящая Мартен дю Гару эпохальный труд «Люди доброй воли», напишет на титульной странице: «Одно из наших счастливых событий конца зимы 1936 года стало пребывание в Ницце Стефана Цвейга, с которым на тот момент я дружил четверть века. В тот вечер я собрал вас вместе, потому что сразу понял: у вас с ним одинаковые взгляды, вы имели одни и те же мнения по многим политическим вопросам и спорам».
Переписка между дю Гаром и Цвейгом насчитывает несколько десятков писем, и каждое их них наполнено восхищением, сочувствием по отношению к происходящему в тот период положению в мире. Возрастающая дружба между писателями-пацифистами совпала с плавным охлаждением отношений между Цвейгом и Роменом Ролланом. Стефан даже напишет эссе на роман «Лето 1914 года».
В последний раз они встретились в Париже в апреле 1940 года в доме Жюльена Каина, генерального администратора Национальной библиотеки Франции. Стефан тогда в последний раз приехал в Париж для чтения лекций и выступления по радио. В доме Каина в тот вечер присутствовал и поэт Поль Валери. Цвейг в мемуарах описывает эту встречу, но, к сожалению, не упоминает дю Гара: «Однажды я рассказал моему уважаемому другу Полю Валери, сколько же лет моему литературному знакомству с ним: ещё тридцать лет назад я читал его стихи и любил их. Валери дружески улыбнулся мне: „Не фантазируйте, дорогой друг! Мои стихи появились лишь в 1916 году“. Но затем он поразился, когда я до мельчайших подробностей описал ему обложку небольшого литературного журнала, в котором мы в 1898 году прочли его первые стихи. „Но ведь их едва ли кто-нибудь знал в Париже, – воскликнул он удивлённо, – как же вы смогли раздобыть их в Вене?“ „Точно так же, как вы, будучи гимназистом, раздобыли в вашем провинциальном городе стихи Малларме, которые официальной литературе тоже не были известны“, – отвечал я. И он согласился со мной: „Молодые люди открывают для себя поэтов, потому что хотят их открыть“».
В 1941 году издательство Editora Globo пригласило дю Гара переехать в Бразилию, предложив ежемесячно выплачивать установленный гонорар. Но писатель отклонил предложение и предпочёл остаться жить и работать в Ницце.
Последнее письмо Мартен дю Гара, адресованное Цвейгу в январе 1942 года в Петрополис, явно способствовало укреплению уверенности австрийского гуманиста в мысли о суициде. В письме французский друг предсказывал «новый порядок», в котором следующее поколение не будет иметь ничего… Цвейг тогда твёрдо согласился с фразой друга: «мы должны сойти, исчезнуть со сцены…».
А вот и само письмо: «Мы в нашем возрасте всего лишь зрители в большом спектакле, а правильнее – трагедии, где главную роль играют другие, более молодые. А наша роль состоит в том, чтобы спокойно и достойно исчезнуть».
После самоубийства Цвейга Мартен дю Гар проживёт ещё двадцать пять лет. Как и его кумир шестнадцатого века, философ Мишель де Монтень, писатель спрячется от внешнего мира в книги, в свой просторный рабочий кабинет и любимую библиотеку. Он будет очень одинок, на много лет поссорится с дочерью, и только работа над рукописью «Дневник полковника Момора» будет придавать силы и смысл жизни. Многотомные дневники писателя, как и обширная переписка, по его собственному распоряжению были переданы в Национальную библиотеку Франции, в Париж, где по сей день и хранятся.
«Трудность не в том, чтобы быть кем-нибудь, а в том, чтобы им оставаться», – говорил Мартен дю Гар. И его мысль прекрасно дополнил Моруа в своём литературном портрете друга: «Он остался самим собой до конца, и до конца ему была присуща та „чрезвычайно проницательная“ добродетель, которая оправдывает хорошего человека, принимая во внимание его слабости, а человека дурного – за его благородные порывы и – обоих, учитывая их неразрывную связь со всем человечеством, страдающим и надеющимся».