Это началось, как праздник. Александерплац в Восточном Берлине взорвался ликованием: фейерверки, шампанское, песни — и тысячи восточных немцев, выстроившихся у отделений Deutsche Bank, чтобы получить то, что символизировало новую жизнь — западногерманскую марку.
«D-Mark пришёл!» — крикнул в микрофон прохожий. В ту ночь, 1 июля 1990 года, началась не просто финансовая реформа — стартовал крупнейший экономический эксперимент в послевоенной Европе. Валютный, экономический и социальный союз между Федеративной Республикой Германии и Германской Демократической Республикой вступил в силу. За три месяца до официального воссоединения две страны стали частью одного финансового организма.
Но эйфория длилась недолго.
До 1 июля 1990 года ГДР существовала в условиях плановой экономики. С введением D-Mark страна внезапно оказалась в мире социальной рыночной экономики Запада. Зарплаты, пенсии и аренда были конвертированы по курсу 1:1. Сбережения — частично по курсу 2:1. Но экономика была не готова к такому скачку.
Эксперты Института Ифо уже тогда отмечали: промышленное производство рухнуло на треть всего за месяц. Восточногерманские товары оказались неконкурентоспособными — ни по качеству, ни по цене. Громадное число предприятий не выдержало давления. Продукция из ГДР исчезла с прилавков, уступив место «сверкающему» западному ассортименту.
Безработица вскоре достигла 20–25 процентов. «Шоковая терапия», — называет это экономист Иоахим Рагниц. По его словам, реальный обменный курс должен был быть 4:1, а не 1:1. Но решение было принято не из экономических соображений.
Историк Роберт Грюнбаум утверждает: иначе было нельзя. «Если не придет марка “Д”, мы уйдём к ней», — этот лозунг стал реальностью: только в январе 1990 года ГДР покинули 200 000 человек. Массовый исход грозил опустошением страны. Валютный союз стал политическим сигналом — знаком надежды для тех, кто хотел остаться.
Канцлер Гельмут Коль в своем обращении к нации 1 июля говорил о трудном переходе, но обещал «цветущие пейзажи». Этот лозунг навсегда остался символом стремлений к быстрому благополучию.
Западная Германия тем временем переживала экономический бум. Рост ВВП составил 4 процента — самый высокий показатель за годы. Но в то время как ФРГ развивалась, на востоке исчезали рабочие места, а вместе с ними — чувство стабильности. Разрыв между регионами стал структурным: различия в зарплатах, уровне жизни и экономической активности ощущаются до сих пор.
Тем не менее, как подчеркивает Грюнбаум, «ощущение себя гражданином второго сорта» появилось не 1 июля 1990 года, а намного раньше — в условиях изолированной, отсталой экономики ГДР. D-Mark принесла не только трудности, но и достоинство.
Для миллионов восточных немцев тот день стал началом новой эпохи. «Теперь мы кто-то, теперь у нас такие же деньги, как у них», — вспоминает Вольфганг Тонн из Магдебурга. D-Mark стала символом равенства, свободы и принадлежности к единой, демократической стране.
