Foto von form PxHere
Представить себе Рождество в Германии 125 лет назад — значит попасть в совершенно иной мир: более строгий, религиозный, ритуальный и, возможно, менее удобный, но более «волшебный», по выражению кёльнца Валерио Бонанно. Житель Кёльна настолько увлёкся эпохой кайзеровской Германии, что уже несколько лет живёт в квартире, обставленной как в 1900 году: старинная мебель, декор, предметы быта — всё подчинено духу того времени. Гладко зачёсанные назад волосы, очки в золотой оправе, аккуратные усы — его внешний вид дополняет эту картину и словно переносит в начало XX века.
Бонанно долго изучал, как праздновали Рождество в Германии в 1900‑е годы, и его выводы мало совпадают с привычным нам сегодня декабрьским марафоном покупок, ранних ёлок и рождественских акций. Для него прошлое Рождество — это не просто исторический сюжет, а повод задуматься о том, что произошло с этим праздником и почему он говорит о «расколдовывании мира».
То, как менялось Рождество в Германии в первой половине XX века, хорошо видно на примере семейной фотолетописи берлинской пары Анны и Рихарда Вагнеров. С 1900 по 1942 год они каждый Сочельник фотографировали себя на фоне рождественской ёлки и стола с подарками — с помощью фотокамеры с автоспуском. Эти снимки стали своеобразной хроникой эпохи, запечатлевшей и частную жизнь, и большие потрясения.
На фото декабря 1918 года, сразу после окончания Первой мировой войны, рождественский стол с подарками почти пуст — символ обнищания, дефицита и усталости общества после войны. Уже к 1927 году картина меняется: на одном из снимков Вагнеры гордо демонстрируют ультрасовременный по тем временам пылесос марки «Progress» — технический прогресс входит в праздник, вещи становятся знаками статуса и надежды на более комфортную жизнь. В 1940 году супруги снова позируют в тяжёлое время: на фото они сидят в зимних пальто прямо у ёлки — из-за войны не хватает угля, в квартире холодно, и это тоже становится частью рождественской реальности.
Эти три точки — 1918, 1927, 1940 — показывают, что Рождество всегда было не только про сказку, но и про конкретные условия жизни: войну, экономический подъём, кризисы. Однако при всём этом структура самого праздника долго оставалась относительно устойчивой.
Сегодня рождественские ёлки появляются в домах и витринах уже в начале декабря, иногда даже в конце ноября. Для начала XX века такая практика была бы попросту немыслима. Ёлка тогда считалась частью кульминации праздника: её ставили и украшали к вечеру Сочельника, к моменту вручения подарков. Именно тогда дети впервые видели ёлку «во всей красе», а потом дерево часто стояло ещё несколько недель, пока не завершались рождественские каникулы и церковный цикл.
Роли членов семьи в рождественской церемонии были гораздо чётче закреплены социальными нормами, чем сегодня. Почётная обязанность зажечь свечи на ёлке и позвонить в рождественский колокольчик, созывая всех к столу и подаркам, принадлежала отцу семейства. Мать отвечала за приготовление еды, атмосферу угощения, порядок на столе. Дети читали стихи, пели рождественские песни, декламировали выученные тексты — участие в празднике было не пассивным, а активным, требующим подготовки и «выступления» перед родными.
Такая жёсткая ритуализация, с одной стороны, отражала патриархальную структуру общества, а с другой — создавала ощущение наполненности каждого действия смыслом: кто зажигает свечи, кто подаёт блюда, кто первым подходит к ёлке. Праздник был сцеплен с семейной иерархией и религиозной символикой, а не только с подарками и украшениями.
Для большинства семей Рождество начала XX века было гораздо более религиозным по содержанию, чем сегодня. Адвент — время ожидания Рождества — одновременно был временем поста. Это означало, что в Сочельник мясо есть ещё нельзя. Классическим блюдом на вечер 24 декабря был карп: рыба соответствовала постным правилам и в то же время считалась праздничной. Лишь в первый день Рождества, 25 декабря, на стол подавали гуся — более жирное, «богатое» блюдо, символизирующее праздничное изобилие после воздержания.
Даже сама ёлка тогда выглядела иначе. Она была заметно меньше по размеру, чем современные «от пола до потолка» деревья. Ёлочные шары, мишура и прочие украшения уже существовали, однако среди них можно было встретить и откровенно политические элементы — например, подвески с портретом императора Вильгельма II. У Валерио Бонанно есть одна такая подвеска, хотя он подчёркивает, что не разделяет авторитарных взглядов той эпохи: для него это исторический артефакт, а не знак политической симпатии.
Уже в 1900‑х годах в Германии продавались электрические гирлянды, но позволить их себе могли только самые обеспеченные семьи. Для большинства огни на ёлке оставались настоящими — свечами, которые требовали осторожности и особого внимания. Так техника постепенно входила в праздник, но ещё не доминировала в нём.
Подарки на рождественском столе у самого Бонанно — это подлинные предметы эпохи кайзеровской Германии. Тонкие изящные перчатки, например, предназначались не для защиты от холода, а для того, чтобы руки оставались чистыми и чтобы подчеркнуть социальное положение владельца. Обувь обходилась тогда гораздо дороже, чем сегодня, но при этом служила дольше и часто сопровождала человека многие годы.
Одежда и аксессуары воспринимались как долгосрочные ценности, а не как вещи «на сезон». Они были связаны с представлениями о достоинстве, статусе, уважении к себе и другим. Подарок не обязательно должен был быть большим по количеству, но он почти всегда был значимым по качеству и сроку службы.
На этом фоне особенно заметен контраст с нынешним потребительским форматом Рождества, когда акции, распродажи и бесконечные рекламные предложения превращают выбор подарков в марафон покупок, а не в продуманное действие с личным смыслом.
Интересно, что сам Валерио Бонанно, при всей своей любви к эпохе кайзеровской Германии и вниманию к деталям, не собирается проводить Рождество в своей стилизованной исторической комнате. Он родом с Сицилии и в Сочельник полетит к своей семье под Миланом. То есть его личное Рождество — это уже современная европейская мобильность, перелёты и соединение культур.
На вопрос, что ему ближе — Рождество 2025 года или Рождество 1900 года, он отвечает не датой, а ощущением. Бонанно говорит, что страдает от «расколдовывания мира» — этим словом немецкий философ Макс Вебер описывал процесс, при котором мир лишается мистического измерения, а события и явления всё чаще объясняются рационально, технически, без обращения к чуду и тайне.
По мнению Бонанно, праздник утратил свою глубину: из религиозного, ритуального и семейного события он всё больше превращается в продукт, набор привычек и потребления. «И это было заменено потреблением, продуктами. Я очень об этом сожалею», — признаётся он.
Но Рождество, возможно, как раз и остаётся тем временем, когда общество может задать себе неудобные вопросы: что для нас важнее — скорость доставки подарков или чувство ожидания, распродажи или настоящая щедрость, декорации или смысл? История семьи Вагнеров, квартира Бонанно, старые фотографии и новые традиции — всё это напоминает: Рождество всегда было зеркалом своего времени. И от того, что увидим мы в этом зеркале сегодня, зависит, будет ли наш мир окончательно «расколдован» или в нём останется место для глубины, а не только для витрин.